Двадцать лет назад директор клиники “Санитас” Михаил Андрушкевич с партнёрами открыл в новосибирском райцентре Искитим стоматологический кабинет. Потом к нему прибавился гинекологический кабинет, потом появилась целая частная клиника, первая в области. Потом доктора Андрушкевича попытались убить, и почти сумели, но он выздоровел. Потом государство отпустило предполагаемого заказчика убийства, зато у клиники начали появляться филиалы. Теперь основатель Санитаса может позволить себе покупки вроде собственного магнитно-резонансного томографа и всерьёз собирается заняться химиотерапией на коммерческой основе. Корреспонденту Сиб.фм доктор Андрушкевич обстоятельно объяснил, почему он никому в России не советует пытаться повторить его историю успеха.
4 млрд рублей заплатили жители Новосибирской области и страховые компании частным клиникам за 9 месяцев 2011 года
Ваша клиника началась с того, что в государственной стоматологии не было нормальных анестетиков, а у вас они были. Сейчас новые поводы, по которым пациенты уходят к вам из государственных клиник, продолжают появляться?
Острых дефицитов я не вижу. Но поток пациентов нарастает – за последние два года примерно на 30%, несмотря на кризис.
Что у них болит?
Рост идет по всем направлениям. В Искитиме на первом месте, наверное, гинекология, но это локальный дефицит. Хотя выручка не растет – средний чек в кризис рухнул, сейчас он составляет около 900 рублей. Это, например, одна консультация терапевта и несколько анализов.
Вы, например, недавно потратились на томограф. Зачем частной региональной медицине такие издержки?
Рационального ответа нет. Хочется сильно.
Считать бесполезно, никому не рекомендую.
Это как в августе 98-го, когда вместо того, чтобы вернуть валютный кредит, взятый непосредственно перед дефолтом, мы поехали в Москву, купили аппарат УЗИ и объявили месячник бесплатных обследований. Народ вынес двери в кабинет.
В прямом смысле вынес?
Да, петли не выдержали. Потом оказалось, что правильно купили – мы надолго вырвались вперед, и этот формат — когда гинеколог владеет УЗИ — здесь до сих пор никто не воспроизвел. С томографом – это тоже первый эксперимент, когда такой аппарат ставят в маленький провинциальный городок. Посчитать окупаемость невозможно – купили просто вслепую.
То есть вы инвестируете такие деньги, не рассчитывая окупаемость?
В 2002 году киллер расстрелял Михаила Андрушкевича возле его собственной больницы, пули попали в грудь и в голову
За двадцать лет существования клиники не помню ни одного периода, когда можно было что-то прогнозировать. Ощущение такое, что государство всегда было против нас. Кризис и одновременно внезапный рост налогов, было 14% по налогу на НДФЛ и вот уже мы на 26%. Вдобавок то валюта скачет, то появляется новый САНПиН. И правила игры всё время тоже прыгают. Как прикажете инвестировать? Хотя у частной медицины более высокая рентабельность относительно других отраслей, однако при этом очень низкая добавленная стоимость. То есть, если ты вложил в неё 30 миллионов рублей, то вытащить их обратно не сможешь — медицинское оборудование на следующий день после покупки обесценивается вдвое, а отдача на вложенный капитал смехотворна. У тех врачей, которые находят инвестора и получают деньги на свою клинику, рассказывая ему, как всё будет здорово, наверное, бизнес получается, но чтобы они инвестору что-то вернули, я не слышал.
По-моему, инвестировать в медицину в России может либо сильно верующий, как член “Единой России”, либо сильно нетрезвый. Это моё убеждение, буду рад, если его кто-нибудь опровергнет.
Но вы тоже когда-то вошли в такую группу врачей.
Мы никогда не привлекали чужие инвестиции. И я никогда на них не подпишусь. Потому что это непредсказуемая страна.
А когда сегодня вы из своей клиники смотрите на государственные больницы – вы видите их воскрешение или продолжение деградации?
В 2010 году прокурор отказался обвинять предполагаемого заказчика покушения Сергея Журовича — бывшего партнера Андрушкевича по клинике
Нет однозначного ответа – смотря что считать за точку отсчёта — в начале 90-х, мы оперировали в государственной больнице без перчаток. Их просто не было. А сейчас областная больница печень пересаживает. Кое-где прогресс очевиден. Но в целом, на мой взгляд, медицина развивается, а здравоохранение деградирует. Энтропия нарастает. И чем больше денег туда вливают, тем больше энтропия – деньги просто обостряют дефекты и противоречия.
Как это выглядит на практике?
Например, покупают дорогостоящее оборудование. Настолько дорогостоящее, что наш несчастный томограф рядом с ним не видно в микроскоп. При этом совершенно не учитывают такое понятие, как стоимость владения – оборудование за 100-200 миллионов рублей требует соответствующих затрат на его эксплуатацию.
Я могу достоверно утверждать, что в Москве огромный парк томографов, при этом работают 10-15% из них. А они сейчас покупают еще 50!
И оборудование ведь импортное. Это всё равно, что в армию закупать импортную технику: логистика нарушилась и всё встало. Стоимость владения оборудованием в один момент может увеличиться настолько, что остановят работу, например, всё того же томографа в сосудистом центре. И тогда сломается вся система – тебе привозят больного, и тут ты понимаешь, что без томографа уже не можешь отличить ишемический инсульт от геморрагического, то есть клинически, возможно, сможешь, но обосновать доказательно — нет. И если пациент у тебя благополучно погибает, то опять получается типичная российская ситуация — все врачи преступники, их давно бы надо посадить, но работать будет некому.
Если начинать вливать деньги в медицину нужно не с томографов, то с чего тогда?
С адекватной оплаты медицинским организациям за результат их работы — лечение и вылечивание больных.
Оплаты независимо от формы собственности?
Я считаю, что спасение на данном этапе в равных условиях конкуренции, независимо от формы собственности. Если бы сегодня ангиограф в Новосибирске стоял не только в одной федеральной клинике, но и у частников, мы бы забыли про летальность от инфарктов.
То есть нужно субсидировать частным клиникам покупку техники?
Не субсидировать, а адекватно рассчитываться за оказанную медицинскую помощь. А клиники сами разберутся, покупать им томограф или строить больницу. Во всяком случае, это гораздо более эффективные вложения в здравоохранение, чем вливания в ремонты и покупку дорогого импортного оборудования.
А сейчас деньги на томограф у вас откуда?
Мы первоклассные заёмщики, у нас хорошие залоги, то есть эти деньги — обычный кредит, длинный и тяжёлый.
Самая острая проблема в частной медицине?
Я бы сказал, что такая же, как и во всём здравоохранении — острейший кадровый голод.
Это как-то не согласуется с тем, что самый высокий балл по ЕГЭ в Новосибирске — у абитуриентов НГУ и медуниверситета.
В медицинский всегда высокий конкурс, хотя половина студентов потом не работает по специальности, а уходит, например, в фармкомпании. Объяснить этот феномен никто не может. Может быть, дело в том, что специальность вечная, и врач всегда нужен, независимо от кризисов. Да и романтику профессии со счета сбрасывать не нужно. На Руси романтики неубиваемы.
Главврач областной клинической больницы Евгений Комаровский заявил, что частные клиники в Новосибирске “паразитируют” на государственных
Есть кого переманивать в частную медицину?
Переманивать? В медицине кадровый голод. Если человек может выполнять наши требования, то вперед, и флаг ему в руки. Но сразу после института врача никто, нигде и никогда в частную клинику на работу не возьмет. Не то чтобы образование было плохим — хотя говорят, в наше время было лучше — просто по определению нельзя после института работать в частной клинике. Люди должны сформироваться, а формируют их муниципальные больницы. Там поток, там опыт.
То есть желающие учиться есть, учат тоже неплохо, а врачей все равно нет?
Люди уходят из муниципальных больниц из-за этой издевательской зарплаты. После института они получают по шесть тысяч рублей. Для сравнения в федеральных клиниках это 30-50 тысяч.
А по вечерам подрабатывать?
Молодому врачу? Он никому не нужен. Перейти из первичного медицинского звена в стационар, где он сможет расти профессионально, тоже очень трудно — количество коек сокращается.
И всю высшую лигу — кардиохирургию, нейрохирургию, высокотехнологичную онкологию — государство тоже распределило по своим клиникам. Частная медицина в эти сферы никогда не попадет?
Квоты распределяют только по государственным клиникам, получи ты хоть все лицензии на свете. Есть жесткая установка давать только своим. А квоты — это единственный рентабельный вариант.
Это ведь негласная установка?
Негласная. По закону ты можешь получить лицензию на высокотехнологичную помощь, но ни одной квоты ты всё равно не получишь. А с родовыми сертификатами установка вполне гласная — на деле получается так — мы ведём беременных, а деньги за них получают муниципальные женские консультации. При этом надо понимать, что уровень медицины в стране местами очень высокий, технологии сюда уже просочились через щели с Запада, да и теперь с Востока тоже. В той же клинике Мешалкина делают кардиохирургические операции, которые даже в Москве не могут делать. Однако это вариант предельной концентрации высокотехнологичной медицины в избранных местах. И тогда страдает доступность, высокотехнологичная помощь становится избирательной.
Поэтому нужны частники — они работают по дефициту, они несут медицину именно туда, где её нет. Если нас допустят в систему ОМС и дадут работать в ней на приемлемых условиях — это будет фантастика.
В нашей стране частники — это катализатор, без которого не будет работать никакая идея реформы здравоохранения.
165 рублей стоит постановка одной пиявки во время гирудотерапии в клинике “Санитас”
Достаточно посмотреть на стоматологию, которая два десятка лет назад состояла из дерганья зубов под новокаином и протезирования железными зубами по блату. Однако потом именно стоматология оказалась той отраслью, которую государство предоставило саму себе, подобно торговле. И сейчас стоматология в стране вполне мирового уровня. И государственная стоматология тоже была вынуждена развиваться, иначе её бы просто вышибли с рынка.
В таких случаях все пугают американской моделью, мол, там часть населения в итоге вообще не может получить медицинскую помощь. Но ведь мы уже видим дефекты такой модели, можем учесть эти ошибки, начать с чистого листа и продвинуться дальше. Как Китай, который начал с копирования, а сейчас становится лидером в разработке.
Мы уже знаем, что нельзя допускать диктат страховых компаний, как в Америке, где они сделали цены на медицину безумными и не позволяют провести реформы. Мы знаем, что нельзя внедрять английскую модель, это дежавю в худшем варианте. Ну давайте не так делать, а делать хорошо.
Вы описали, как всё должно быть. А как будет на самом деле?
Думаю, будет как обычно. Немного покричали, подёргались, закрыли глазки и поплыли опять по течению. Нет воли, проводящей реформы. Нам были обещаны полный тариф и равенство доступа в ОМС, одноканальное финансирование и распределение квот на высокотехнологичную медицинскую помощь. Могу поспорить, что ничего этого не будет. Для реформирования такой системы нужна воля и управленческий потенциал, а при такой централизации власть сильная, а управляемость низкая. При этом реформировать нужно быстро, пока система сама не пошла вразнос.
В топ-5 крупнейших частных клиник Новосибирской области входят Авиценна, Здравица, ЦНМТ, Санитас и Биовэр
Но государственное здравоохранение не может деградировать вечно, где-то должно быть дно.
Оно и так постоянно на дне. И там, в принципе, вполне уютно. По идее, здравоохранение в массе — это первичная медицинская помощь, когда работающий человек заболел, обратился к врачу, и его быстро и качественно вернули в работоспособное состояние. На деле есть целые поликлиники, где сразу нельзя попасть ни к одному врачу. Их функция — получать бюджеты. А первичная медицинская помощь из поликлиник давно переместилась в аптеки – там идёт непрерывное консультирование больных, консультирование и торговля в одном флаконе. А когда нужна диагностика, то можно и к частнику сходить.
Идеальное состояние для бюджетной медицины это ноль пациентов. И они к этому состоянию объективно стремятся.
А у вас какие планы на этом фоне?
А мы — как и раньше, во-первых, будем работать по дефициту, а во-вторых — исходя из собственных желаний и иллюзий, которые сможем себе позволить без риска разориться. Меня, например, сильно интересует онкология.
Подпишитесь на нас в Telegram
